Бытует мнение, что воины орды сражаются лучше легионов альянса. Я говорю именно о воинах, а не о жалких пахарях и прочем сброде, насильно угнанных в ополчение уруков. Говорят что орки и другие, принявшие сторону орды народы, выносливее и более жестоки, нежели люди. Вспоминая третий легион Тарлаха, позволю себе не согласиться. Десять лет назад легион прошел всю империю Оргриммара, и я был в числе тех, кто штурмовал неприступную цитадель. Но обо всём по порядку.
Я родился и вырос в одной из ферм Вестфола. Недалеко от моря. С юношества полюбил военное ремесло, и уже в семнадцать лет участвовал в пограничных рейдах, отражавших набеги разбойников, повадившихся грабить наши имения. А однажды даже уничтожили заставу со стражниками из самого Штормграда. В одном из походов меня, статного, не обделённого умом юношу, приметил старый сотник. Он прибыл с отрядом пограничников, небольшим – всего в пятьдесят копий, для восстановления разгромленной заставы, и тут же объявил о начале расследования.
- Этих собак надо выкуривать из их землянок, – говорил он, – и вешать без суда и следствия…
И преуспел. Всю неделю мы рыскали по лесам и сожгли десятка три убежищ разбойников. А вечерами у костра сотник рассказывал о былых походах. О страшной битве с нежитью близ тарисфальских лесов, что поднялась по призыву Плети, о чудесных землях и народах, которые никогда не видели жители столицы, да и остальные жители восточного королевства. Часто я ловил заинтересованный взгляд на себе, и однажды, когда мы вдвоем шли в дозоре, я решился спросить его напрямую…
- Да, ты заинтересовал меня, - помолчав, ответил он. – Не часто среди ополченцев встретишь толковых воинов, хотя они и лихие. Однако не советую спешить с догадками. Как ты, наверное, понял, из моих рассказов, я имею влияние на кое-кого из командующих легионами. Правда, если я найду уместным представить твою кандидатуру, в чем пока не вижу смысла. Да я вижу в тебе силу и незаурядный ум, но тебе надо научиться контролировать свои эмоции, проявлять больше дисциплинированности, а также иметь навыки необходимые для вступления в легион.
И он многозначительно поднял палец.
С тех пор для меня наступила другая жизнь. С рассветом я уходил с сотником в лес или в степь, где учился читать следы зверей, слушать ветер и землю. Не забывал сотник и о воинском искусстве владения одноручным мечом и щитом, а также двуручным исполином. Он объяснял, что в легионе необходимо уметь твёрдо стоять, выстроив стену щитов, но особого успеха добиваются те воины, которые могут из второго ряда построения обрушить на голову противника тяжелый и длинный меч, топор или алебарду, пробив тем самым строй врага. Но чтобы свободно наносить такие удары, не повредив своим впереди стоящим, нужны стальные мускулы. Поэтому мое тело превратилось в сплошной синяк. Раз за разом опускал я тяжелое (явно массивнее меча) бревно, однако сотник оставался недоволен.
- Если ты будешь махать руками как мельница, то положишь половину своих же бойцов! Напрягись и бей в одну точку, – ворчал он, глядя на мои попытки. Из последних сил, лишь бы угодить требовательному учителю, скрепя зубами, я вновь поднимал ненавистный кусок древесины.
За два месяца таких пыток, я познал, что такое ненависть, хотя и понимал, старый воин старается передать мне то, чему его учили. Правда он сам признавал: то, что я постиг за это краткое время, иные не могут и за несколько лет. Обученный сотником, теперь я мог выжить в любом, даже самом скудном на дичь и животных лесу. Научился сражаться всеми видами оружия, в том числе стрелять из пращи, арбалета и лука, попадая с пятидесяти шагов белке в глаз. С одинаковой выносливостью мог носить кожаные, кольчужные и латные доспехи.
Наконец настал тот день, когда сотник после очередной, теперь уже не изнуряющей меня тренировки, не высказал ни одного критикующего замечания. Вместо того чтобы обругать мои способности, как он делал каждый раз, старый воин лишь хмуро посмотрел и бросил:
- Готовься, завтра выступаем в столицу.